Политика и эротизм: от «Государства» Платона к «Великому Манипулятору» Джордано Бруно

А. Л. Бовдунов

(выступление на Втором семинаре Русской Школы Неоплатонизма)

Эротизм «Государства» Платона.

Начнем с тезиса одного известного, хотя и пользующегося дурной славой философа. Обращаясь к диалогу Платона «Государство» Лео Штраусс отмечает, что его идеальное государство построено на одной очень серьезной абстракции – оно полностью абстрагировано от эроса. В самом «Политическом» как считается произведении Платона, все видимые проявления эроса намеренно выводятся за пределы полиса. Так ли это? Действительно ли «Государство» Платона антиэротично?

В  других диалогах, например в «Пире» и «Федре» утверждается что Эрос – это стремление к бессмертию либо через деторождение, либо через стяжание славы, либо через стремление познания сущностно неизменных вещей и самого Блага, которое равнозначно Прекрасному. В последнем случае мы имеем дело с философским эросом и самой сутью философии. Философская любовь является высшей формой любви, о чем сообщается в в этом диалоге. Собственно чистая любовь, как позднее сообщает Плотин,  комментируя «Федра», есть любовь к Благу, полагая, что «первоисточник любви следует искать в склонности Души к чистой небесной красоте, в ощущении ею своего родства с божественным.

В диалоге «Пир» Платон передает речь некоей мантинеянки Диотимы, которая учит Сократа в том, что касается природы эроса и философии и сообщает, что Эрот сам всю жизнь занят философией, он искусный чародей, колдун и софист»[1].

Платон в «Государстве» при проведении параллели между душой и городом, кажется, «забывает» об эросе. Именно как исключение эроса рассматривается Штраусом ликвидация семьи или выбор жен и мужей не согласно их собственному желанию, но по мудрому решению государства. Поэты,  близкие как и философы, к эросу изгоняются из государства.  Между эросом и справедливостью (а лейтмотивом «Государства» является именно поиск справедливости) и соответственно философией и политикой существует напряжение, говорит немецко-американский философ[2]. Эротизм, проявляется ли он в форме отстранения влюбленных от внешнего мира или в форме бескомпромиссного поиска истины философом, будучи неограниченным и необузданным опасен для государства. Потому высшим актом патриотизма оказывается принесение в жертву определенных форм проявления эроса в «Государстве»[3]. Поэтому-то так неохотно стремятя философы к управлению государством, понимая, ЧЕМ им придется жертвовать.

Правление философов Лео Штраус трактует как попытку снять этот дуализм, поскольку только философы, те, что созерцают Прекрасное, истину, Благо, могут сочетать в себе справедливость и эротическую страстную устремленность к вечному. Только так можно связать между собой справедливость и Благо.

Но с другой стороны, справедливость без Блага невозможна. Порождающим началом философского поиска называет Диодима, Эрота, и стремление к прекрасному в форме Блага и Красоты самой по себе есть наивысшее проявление этого начала, но именно философы, поскольку они созерцают эту Красоту, стремятся к ней во всей ее полноте, ставятся во главе идеального государства Платона. Человек «лишь созерцая прекрасное тем, чем его и надлежит созерцать, сумеет родить не призраки добродетели, а добродетель истинную, потому что постигает он истину, а не призрак[4]», говорится в «Пире» в речи Диодимы, посвященной Эроту. Но без Эрота и само созерцание невозможно, фигура Эрота связана с самим понятием созерцания, зрения, именно поэтому он и любовь связываются в платоническом нарративе со зрительными образами, с созерцанием сначала прекрасного в мире, а потом и Красоты само по себе, где Красота – это совершенство как увиденное. Более того позднее Плотин ясно выскажется следующим образом: «Душа созерцает Ум, от созерцаемого предмета к ней нисходят эманации, рождается Эрот, Любовь, которая есть взор, наполненный видением, зрением, содержащим видимый им образ. Возможно, что и само имя Эрот, происходит от слова «видение» (предполагается, что слово «эрос» произошло от слова «хорасис» - видение)[5].

Стремление к мудрости и познанию, движущее начало чего, как мы выяснили, Эрос, должно быть свойственно и стражам, как необходимая предпосылка их включения в круг охранителей и защитников государства, высшую касту платонического общества. Эроса невозможно избежать и потому, что Эрос - это универсальная движущая сила, направленная в конечном счете к Благу, Истине, и Красоте.

Таким образом «Государство» Платона предельно эротично, наполнено энергией Эроса, а вовсе не деэротизированно, как может показаться. Важным моментом является сочетание эротического порыва и концепции справедливости, ибо несправедливое государство обречено на раздоры и гибель. И сам диалог называется «Государство или о справедливости». Но Благо первостепенно по отношению к справеливости, ведь «идея блага — это самое важное знание; ею обусловлена пригодность и полезность справедливости и всего остального[6]». Созерцание же блага, стремление к нему суть ни что иное как проявление Эроса в его наиболее чистом виде. Ни о каком антиэротизме в «Государстве»  речи не идет, наоборот существование государства и выбранная форма правления – правление философов – соответствуют наиболее чистой форме любви по Платону. Это государство движимое и управляемое любовью. Эрос, вокруг которого строится «Государство» Платона – это импульс и сила, пробуждающая движение от многого в сторону Единого, которое у Прокла и последующих неоплатоников будет зваться «эпистрофе», возвращение.

«Великий манипулятор» Джордано Бруно и эротическая магия.

Для того, чтобы рассказать о  концепции «Великого манипулятора» Джордано Бруно, отметим, что она появляется именно в неоплатоническом контексте, на фоне возрождения неоплатонизма в Италии. Бруно не только современник Марсилио Фичино и Пико делла Мирандола, но и их активный комментатор и критик, особенно в том, что касается любви.

Важным для нас моментом является критика в отношении обоих вышеупомянутых философов и магов в том, что они не разделяли два вида любви, которые по мнению Бруно находятся в оппозиции другу другу[7]. В то время как часть платоников, в том числе сами Платон и Плотин, а также например, ибн Араби и те же Фиччинно и Мирандола, не противопоставляли резко друг другу любовь интеллектуальную или спиритуальную и любовь плотскую, Афродиту дочь Урана или Кроноса (Venus Coelestis) и Афродиту, дочь Зевса и Дионы (Venus Vulgaris), полагая, что и плотская любовь, также движима импульсом к прекрасному, то есть Благу, и в принципе возможно восхождение от несовершенных типов любви к совершенным, некоторые другие платоники и Бруно в их числе считали иначе. Джордано Бруно выделял два типа любви: amor heroes или amor heroycus и amor natural, «любовь героическую» и «любовь естественную, природную», любовь к божественности самой по себе и любовь к женщине соответственно. Только первой, свойственен как пишет Бруно «огонь зажженный в душе интеллектуальным солнцем и божественный импульс, который заставляет расти крылья», в чем нетрудно заметить аллюзию на Платоновского «Федра».

Для анализа соотношения эротизма и политики у Джордано Бруно возьмем работу «De vinculis in genere”, анализируемую учеником Мирчи Элиаде Петру Кулиану в книге «Эрос и магия в эпоху Возрождения». В своей работе Джорджано Бруно, может и сам тому не давая отчет, преимущественно описывая магическую практику, движется в сторону совсем иной системы общественных и властных отношений, нежели та, что предлагается Платоном. «De vinculis in genere” переводится как «о связях в общем» и направлена на магическую манипуляцию людьми и массами, на установлением механизмов дистанционного контроля над людьми, вне иерархических конструкций принуждения и наказания прямой власти. Кулиану, комментируя эту работу бывшего неаполитанского монаха, отмечает, что именно предлагаемая Бруно система манипуляции удивительным образом напоминает современные общества Запада[8].

Понятие связей «vinculis» выбрано Бруно не случайно. Кулиану отмечает, что здесь Джордано Бруно является во многом продолжателем Марсилио Фичино и доводит до логического, хотя и неожиданного конца аналогию магии и Эроса, проводимую основателем Платоновской академии во Флоренции. Для Фичино, как и для Бруно, любая магия основана на Эросе, в том числе то, что может быть названо магией социальной или политической. Фичино пишет, что «вся сила магии основывается на Эросе. Работа магии состоит в сближении одних вещей с другими в их естественной схожести. Части этого мира, как и органы одного и того же животного зависят все от Эроса, который един…  Из Эроса рождается их естественное сближение. В этом и состоит настоящая магия»[9]. Кроме того, есть инструментальная схожесть, маг как и влюбленный, отмечает автор, выстраивает вокруг интересующего его объекта сети, ловушки, искусство любви или обольщения структурно схоже с задачей мага. Фичино активно использует в отношении магии и любовной игры термины «rete» - сеть, а также такие слова как illex, illecebra, esca, означающие капкан, ловушку, силки, приманку[10].

Задача мага – выстроить сеть, связать, добиться своего непрямым действием. Это и предлагает Бруно в исследуемом нам трактате. Выдвигаемая Бруно модель состоит из манипулируемых индивидов или массы и мага или Великого Манипулятора, активно использующего сети и ловушки и прочие инструменты «связывания». Важнейшей предпосылкой существования такой системы является знание, Бруно отмечает, что операции такого плана требуют субтильности, задачей манипулятора является не прямое оболванивание или пропаганда, но создание иллюзии удовлетворения человеческих желаний, из-за этого он должен знать и предвидеть эти потребности и желания, ожидания общества. Иначе не возможно  установление связи между индивидом и манипулятором, «связывание».

Петру Кулиану пишет «очевидно, что эротическая магия Бруно нацелена на  то, чтобы позволить манипулятору контролировать изолированных индивидов и массы. Фундаментальной ее предпосылкой является существование инструмента манипуляции и таким инструментом является Эрос в самом его общем виде – то, что мы любим»[11]. Джордано Бруно сводит все человеческие аффекты, все чувства, как низменные, так и возвышенные к любви, так тщеславие является любовью к чести, жадность – к богатству, зависть, любовью к себе, которая не выносит равенства и даже превосходства другого, ненависть, которая особенно выделяется Бруно в качестве инструмента контроля, также является любовью, правда с отрицательным знаком. Наиболее успешная манипуляция, отмечает Бруно, осуществима, если удается разжечь в манипулируемых  любовь к себе, Philautia, эгоизм. В исследуемой работе встречается такая характеристика любви как «связь самая возвышенная, самая общая и самая важная». В магических формулах, используемых книге Бруно призывается Daemon Magnus, но именно так называли любовь итальянские неоплатоники (первым это выражение применил Фиччино в комментариях к «Пиру» Платона[12]).

Магическое воздействие на общество, использующее человеческие страсти, результирующие в любовь, осуществляется манипулятором через непрямой контакт (virtualem seu potentialem), а именно, через использование зрительных образов и звуков (универсальные оккультные инструменты), для установления контроля над видимым и слышимым. Через эти второстепенные ворота, манипулятор, может подойти к своей главной цели, называемой porta et praecipuus aditus «главными воротами» и vinculum vinculorum «связью связей» - фантазии. Необходимо иметь ввиду, что под фантазией в Средневековье понимали в соответствии с учением Аристотеля область воображения присущую аппарату, сделанному из той же материи, что и звезды -  пневмы, и выполнявшему функцию посредника между телом и душой, чувствами и интеллектом. «Под именем фантазии или внутреннего смысла, он трансформирует показания пяти чувств в фантазмы, образы, которые только и может понимать душа»[13]. Аппарат воображения является, переводчиком переводя с языка чувств на язык фантазмов и наоборот.

Фантазмы и фантазия обладают преимуществом над миром видимых явлений и ощущений точно так же как душа обладает преимуществом над телом[14]. Именно образы возникающие в аппарате воображения имеют преобладающее значение для осуществления манипуляции, не имеет смысла оперировать вещами, которые можно потрогать, выпить или съесть, ведь преимуществом обладают не они, а относительно автономная область фантазии. Душа говорит на языке фантазмов, значит для контроля над ней необходим контроль над воображением. При понимании того, что существует связь между универсальной пневмой и локальной и использовании силы Эроса, который является силой, осуществляющей связь в этой субстанции возможно управление отдельными сознаниями путем вбрасывания вызывающих ту или иную реакцию образов, фантазмов, поскольку в большинстве случаев не человек управляет своим воображением, но оно управляет им.

Выводом трактата Джордано Бруно является то, что все манипулируемо, любовь, как сила, пронизывающая мир является единственно возможным инструментом манипулятивной магии, а управление воображением  посредством аудио-визуальных образов формой осуществления данного управления, связи. Манипулятор плетет сети связей, основанных на аффектах, между собой и между различными людьми, заставляя их таким образом действовать согласно его воле, а сам как паук находится в центре сформированных им сети связей и взаимодействий. Особенно важно то, что манипулятор должен быть абсолютно индифферентен любому внешнему воздействию, а значит любой форме любви, включая любовь к добру и правде  или ко злу[15].

Два типа Эроса, два общества

«Государство» Платона и «De vinculis in genere» Джордано Бруно предусматривают совершенно различные социальные отношения. В платоновском полисе существует иерархия, строгая сословная или кастовая стратификация, подчинение высших низшим, власть, представители которой видимы и распознаваемы и намеренно выделены и отделены от остальных. Эта власть организована в соответствии с лестницей иерархии достоинств сверху вниз и осуществляется по схеме «приказание-повиновение», это общество солидарно и объединено вокруг принципа служения идее Блага. Инструменты власти в данном случае, либо прямое насилие, либо пропаганда, воспитание. Главной ценностью является служение общему делу и самоотречение на благо государства. Это общество упорядочено, так же как упорядочен космос, вытянуто, устремлено как гора или пирамида к Единому.

Социальный мир, выстраиваемый вокруг Великого Манипулятора, – иной, он организован по принципу сети связей вокруг анонимного манипулятора, который осуществляет не прямую, но косвенную власть, негласный контроль, путем установления контроля над воображением, он не ведет прямой пропаганды, но путем создания иллюзии удовлетворения ожиданий и искусного управления человеческими чувствами подчиняет область их фантазии. Для Великого Манипулятора важно, чтобы люди оставались подвержены страстям, а общество состояло не из людей, причастных общему делу, но из разрозненных эгоистов и эгоистичных групп и группок. Не иерархия, но сеть, не подчинение, но контроль, не общее дело, но эгоизм, не устремленность к божественному, но голая чувственность или индифферентность.

Эти два мира – прямые противоположности друг друга, первое было названо Карлом Поппером «закрытым обществом», второе – Ги Дебором - обществом спектакля. Однако, образ второго мира построен платоником и также сводится к единому – Великому Манипулятору и единой силе, управляющей миром – любви. Также этот мир пронизан любовью, но любовью несколько иной. Если вспомнить разделение вводимое самим Бруно на amor heroycus и amor naturalis, разделение, подчеркивание которого в той или иной степени свойственно всему ренессансному неоплатонизму то несложно заметить, что именно в сфере Эроса между обсуждающимися двумя концептами существует прямая оппозиция, генерирующая остальные. Если Платон в «Государстве» абстрагируется от amor naturalis в пользу amor heroycus (еще лучше сказать amor divine,т.к. понятие amor heroycus, обозначавшее в Средневековье форму любовной болезни, болезненного возбуждения, страсти, двусмысленно), которая стремится к божественному, а точнее, рассматривая «Государство» в контексте его диалогов в целом и в контексте развития платонической мысли это происходит не просто путем отторжения земной любви, но в ее интеграции, подчинению amor divines, в движении любовного импульса от низшего к высшему, выстраивая таким образом всю пирамидальную систему иерархии, устремленную к Благу и упорядочивая государство в соответствии с космическим порядком, то Бруно поступает строго наоборот, весь его трактат именно о amor naturalis, если не о amor ferinus (любовь общедоступная), которую Фичино рассматривал как форму помешательства, проистекающего из потакания пагубным наклонностям сердца[16]. Самому же манипулятору, если он хочет управлять, строго запрещено чувствовать вообще, в том числе испытывать влечение к правде или истине. Итак, даже для Манипулятора нет исключения, и amor heroycus полностью выпадает из этой картины. Отсечение вершины пирамиды и обезглавливание любви, игнорирование в рассматриваемой системе того, что платоники всегда считали самым важным в ней, приводит к строительству иной, антииерархичной, сетевой системы.

Платон рассматривает различные политические системы, числом большим чем два, однако рассмотрение платонической концепции любви, выделение в область особого внимания того, что Плотин называл «одной из высших форм материи и в то же время, небесной эманацией души, тоскующей о Благе»[17], рассматриваемой Фичино как движущей силы, которая заставляет Бога изливать свою божественную сущность в мир и которая побуждает его творения стремиться к воссоединению с Ним[18] (т.е. для Фичино, любовь – это то, что объединяет и проодес и эпистрофе, объединенные в понятие вечного движения (circulis spiritualis)), позволяет выделить два типа общественной организации, рассматриваемых Платоном и Джордано Бруно.

Два типа любви, или два компонента в любви соответствуют двум возможным в платонической топике, где любовь занимает особое место, типам общества, все остальные будут лишь модификациями одного или другого. Альтернативой «Государству» Платона может быть лишь власть Великого Манипулятора и наоборот. Альтернатива «обществу зрелища» может возникнуть только там, где загорится внутренний огонь amor heroycus и душа почувствует зуд растущих крыльев.